Однажды послушник одного из святогорских монастырей Стелиос сильно заскучал. Как раз шла третья седмица Великого поста – крестопоклонная. Постовые происки врага заставляли его часто звонить друзьям в Салоники и даже завести для этого собственнный сотовый телефон без благословения духовника, хотя его послушание этого и не требовало.
Стелиус послуша́лся на клиросе и помогал в саду*. Раньше, ещё совсем недавно, он редко скучал в монастыре, так как почти не имел свободного времени. А то малое, что имел, старался заполнить душеполезным чтением святоотеческой литературы. Ещё он хотел за год-два выучить псалтырь наизусть. Старая мирская жизнь не тянула его. Стелиос проводил уже третий Великий пост в монастыре, и посреди братии шли слухи, что в этот пост игумен пострижет его в рясофор**.
А тут его обуяла такая тоска, что хоть вой или кричи. И вместо того, чтобы со слезами исповедовать уныние духовнику, послушник стал искать себе развлечение. Он выпросил у одного рабочего ворох газет и принялся их читать, тогда как псалтырь и Ефрем Сирин оставались лежать на столе открытыми на тех же самых страницах. Развлечение спасало на время от тяготы, но и расслабляло душу, которая подвергалась ещё большим дьявольским нападкам и не имела сил противостоять греху.
Один грех порождает другой: решил Стелиос выпросить у игумена благословение поехать в Салоники. Для этого необходимо было выдумать благовидный предлог – проще говоря, красиво солгать, то есть поступить совсем уж некрасиво. Стелиос обманул игумена, сказав, что его бабушка при смерти и хочет с ним повидаться. В другом монастыре его могли не отпустить даже на похороны матери, но их игумен, по сравнению с игуменами других святогорских монастырей, был либеральным и предоставлял послушникам больше свободы, полагая что, нельзя принудить к исполнению монашеского долга силою и выбор послушника должен основываться на его доброй воле.
Игумен, конечно, посоветовал Стелиосу помолиться о здоровье бабушки, не выходя из монастыря, потому что пост – время особых искушений. Но когда Стелиос начал настаивать на своем, игумен смирился и отпустил его, советуя никуда больше не ходить. Стелиос пообещал, что его маршрутом будет только «монастырь – больница».
– Дай Бог, чтобы так и было, – отечески благословил послушника на поездку игумен, хотя в его словах ощущалась тревога. От него не укрылось, что послушник пребывает в искушении, но на сердце ему легло, что эта поездка может послушника чему-то научить. Сам же игумен решил в день поездки усердно помолиться за Стелиоса.
… Вот он уже плыл на пароме, встречая знакомых монахов, в основном келиотов, которые тоже под разными предлогами ехали в Салоники развеяться, думая, что нашли действенное средство борьбы с унынием. «А что тут такого? Правильно я поступил, – думал Стелиос. – Лучше, чем если бы когда-нибудь не выдержал скуки и сорвался. А тут и благословение игумена получил…»
Про свою ложь он старался забыть, внушая себе, что это «ложь во спасение». Ведь он не будет шататься по барам и есть мясо, запивая его вином, а посетит базилику Дмитрия Солунского, приложится к святым мощам, переночует у бабушки, которая действительно болела, хотя при смерти, конечно, и не была. Уж как она рада будет увидеть своего внука! А на следующий день он сразу же, с первым автобусом вернется в монастырь и продолжит читать Ефрема Сирина и учить девятую кафизму.
К тому времени как паром причалил в Урануполи, Стелиос уже полностью утвердился в правильности своего выбора, всё ещё не понимая, кто ему нашептал все эти «правильные мысли».
Затем он зашел в один ресторанчик и заказал себе овощное рагу. Потом кофе, потом чорбу из фасоли, потом опять кофе с лукумом… - до автобуса было ещё много времени. Ему стало весело и радостно на душе – уныние ослабило хватку, демон на какое-то время отошел в сторону, радуясь и наблюдая, как старательно Стелиос следует его указаниям.
Ехать до Салоников несколько часов в переполненном автобусе было очень утомительно, но Стелиос радовался и этому. После монастырского однообразия даже всякая мирская чепуха казалась приятным развлечением. Пассажиры болтали, с греческим темпераментом громко перебивая друг друга, монашествующие больше дремали или делали вид, что молились по четкам. Кто-то наверное молился и по-настоящему. Но Стелиос не относился к их числу.
Он смотрел из окна, как удаляется гора Афон, освещенная вечерними солнечными лучами. Над вершиной горы где находился храм Преображения, витало небольшое облачко. Знаменитый греческий закат золотил землю и отдавал зелеными и пурпурными оттенками. «Как же красив мой дом, - подумал послушник с теплотой, – даже сам вид его олицетворяет покой и силу…» И в этот момент дорога начала петлять в каком-то ущелье, и Афон внезапно исчез из вида. Затем гора вновь показалась в ином ракурсе, всё было так же красиво, только облачка уже не было. Его развеял внезапно набежавший февральский ветер. Солнце уже было у горизонта, приближалась темнота.
Стелиосу стало страшно, душа сжалась от непонятной тревоги. Что, если Всесвятая накажет его за ложь святому старцу и не пустит его обратно? Что, если в Салониках его настигнет какое-нибудь страшное искушение? Он стал гнать эти мысли, как будто это были хульные или блудные помыслы. Через какое-то время тревога ушла, но оставила в душе свой неприятный осадок и холод. Стелиос почувствовал, как его душа перевернулась, как он сам изменился всего лишь за неделю. Ему стало уже ясно, что все эти «правильные мысли» нашептал ему дьявол…
… Стелиос не знал, что в это время игумен бил за него поклоны и просил Пречистую спасти своего послушника от искушения.
Теперь послушник, молитвами старца, понял, что поступил неправильно, но было уже поздно поворачивать назад. Если бы душевные перемены случились с ним ещё в Уранополисе, он бы без колебания вернулся бы на Афон, даже вызвал бы водное такси, если б паром уже ушел. У него как раз лежали в кармане сто евро, которые он взял на дорогу и хотел часть потратить в городе…
Но теперь нужно было посетить базилику и попросить святого покровителя города – Димитрия Солунского - оградить его от искушения, которое наверняка ему приготовил лукавый. А вернувшись на Святую Гору, он исповедует духовнику всё, что происходило с ним в эту седмицу - день, когда из алтаря выносится крест для укрепления верующих. А он – Стелиос – захотел сойти со своего креста, так, «на минутку». А ведь его хотели постом постричь в рясофор! Искушение же показало, что он к этому ещё не готов. Стелиос тяжело вздохнул. Теперь это были действительно правильные мысли.
Автобус, наконец, прибыл к KTEL «Халкидики» (КТЭЛ - это автобусный небольшой вокзал). Стелиосу было настолько не по себе, что он хотел переночевать в ближайшем отеле и никуда не ходить, чтобы не опоздать на первый автобус. Но затем он рассудил, что посетить базилику святого Димитрия всё же стоит.
Он без затруднений добрался до базилики святого Димитрия Солунского, помолился, приложился к святым мощам, попросил угодников Божьих и Пресвятую Деву помочь ему и оградить от козней и соблазнов лукавого. Затем, успокоившись, сел в автобус, решив переночевать в «Халкидиках» и не усугублять ситуацию поездкой к бабушке, которую он ранее хотел обрадовать своим внезапным появлением. Кто знает, к добру ли такая радость? Слава Богу, что у нее ещё не было сотового телефона, а то бы он уже давно ей позвонил бы и предупредил о своём приезде. Стелиос подумал-подумал и отдал свой мобильник цыгану-попрошайке, пристающему к людям на остановке. Цыган обрадовался и сразу же ушел, словно опасаясь, что Стелиос передумает. Люди на остановке посмотрели на послушника с уважением.
В Греции уважали священников и монашествующих, старались уступить им место в автобусе и уж тем более не смеялись над людьми в рясах. Стелиос в автобусе несколько раз отказался от предложенного места, лишь поставил сумку на свободное сиденье.
Через несколько остановок – «Халкидики», хороший, недорогой и спокойный отель. В нём всегда останавливались священники, желающие посетить Афон и, конечно, паломники. Стелиос снимет номер, попросит персонал разбудить его ранним утром. Затем крепко запрется в номере, усердно помолится, возможно примет душ и ляжет спать…
… Стелиос внезапно почувствовал, что на него навалился какой-то человек, сидевший рядом. Сначала он подумал, что это заснувший пьяница (изредка и в Греции встречаются любители выпить), и хотел отодвинуть его от себя и посадить на свое сиденье. Но потом понял, что человеку просто стало плохо. Водителя попросили остановиться. Стелиос вместе с другими пассажирами помог вытащить больного на улицу и положить на скамейку. Пожилой человек благообразной наружности, но с бледной кожей был уже без сознания. Кто-то вызвал скорую. Затем люди разошлись, остался только Стелиос. Он то и дело проверял пульс старика; сердце билось, но очень слабо.
Наконец, скорая приехала. У человека не было с собой никаких документов и Стелиоса как свидетеля попросили поехать в больницу – судя по всему больной мог в любую минуту покинуть этот свет. Серьёзный доктор-кардиолог расспросил послушника о деталях происшествия. Больного увезли в реанимационную палату. Стелиос мог поехать в отель, но решил посидеть в больнице, потому что судьба этого человека как-то его затронула, ведь по своей природе Стелиос был сердобольным и чутким к бедам всех людей.
Пациент, у которого, как выяснилось, был инсульт, несколько раз приходил в себя, но не мог ничего вспомнить, даже как его зовут. Молоденькая медсестра попросила послушника о помощи. Послушник несколько часов сидел с пациентом и пытался помочь ему вспомнить, что и почему с ним случилось. По этой причине Стелиос пропустил первый автобус и ему пришлось ехать на следующем.
По приезду он сразу же пошел к духовнику и попросил принять его. Духовник внимательно посмотрел ему в глаза:
– Стелиос, чадо, ну и как твоя бабушка?
Послушник устыдился, опустил глаза и сначала не мог даже открыть рта. А игумен ласково, стараясь не обидеть Стелиоса, начал говорить...
– Свобода – великий дар Божий. Только человек никак не научится это ценить. «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти…» (Гал. 5:13) – так нас учит святой апостол Павел. Поэтому и уходим мы в монастырь, добровольно лишая себя свободы мирской, чтобы приобрести свободу во Христе. Ты же добровольно пришел в наш монастырь, Стелиос, за три года вполне ознакомился с уставом монастырской жизни. Не можешь ты стоять одной ногой на Афоне, другой в Салониках. Это ж каким великаном нужно быть! – Игумен дружелюбно рассмеялся. – Так что выбирай, дорогой, или мир или монастырь. И там и здесь можно духовно преуспевать. Но если ты хочешь жить в монастыре, будь добр, живи по монастырскому уставу.
– Я буду стараться, отче… – Стелиос во всех подробностях описал свое искушение и поездку в Салоники.
Игумен отпустил ему грехи и отправил в келью отдыхать до службы. – Благодари Матерь Божью и святого великомученика Димитрия, что уберегли тебя от беды и даровали тебе вместо греха сотворить доброе дело. Всё, иди, учи свою кафизму!
Стелиос ушел в свою родную келью, почитал Ефрема Сирина, успокоился, погоревал немного о том, что в этом году его уже не постригут, так как искушение показало, что у него недостаточно решимости принять постриг и остаться в монастыре навсегда. Бывает, послушники добиваются пострига, изо всех сил стараясь произвести благоприятное впечатление на старцев. Бывают, что и добиваются, но потом к ним подступает дьявол и колеблет их. Если не было у них настоящей готовности к монашеству, забирает он души как ветер семена, упавшие у дороги. Уходят монахи в мир и становиться им горше, чем было…
– Слава Богу за всё! – думал Стелиос, читая ранним утром келейный канон по четкам. – Слава Пречистой, что искушение закончилось! – Не знал бедный послушник, что искушение только начиналось...
… На следующий день после трапезы он переоделся в рабочее и пошел в сад, помогать старому доброму иеродьякону Ираклию. И только начал он отрезать большими садовыми ножницами сухие ветви, в сад зашел помощник эконома – отец Василий. Он выглядел серьёзно и тихим голосом, чтобы не услышал отец Ираклий, сказал:
– Пойдем-ка, Стелиос, тебя вызывают старцы.
Стелиос насторожился. Что, зачем? Как знать, может быть, игумен решил выгнать его из монастыря за ложь и старцы хотят сообщить об этом решении? Его сердце сжалось. Хотя игумен принял его покаяние и дал ему шанс, да и вообще – не в его правилах было так сурово поступать, но, тем не менее, его вполне могли благословить уйти из монастыря. Хотя старцы могли сообщить и совершенно другое – что ему надо готовиться к постригу в рясофор.
– Откуда я знаю?! – увидев недоумение послушника, так недружелюбно ответил отец Василий, что было свойственно его строгому характеру. – Сам думай, что начудил. Просто так они не вызывают, ты знаешь.
– Знаю. – Стелиос положил на ящик садовые ножницы и спросил у садовника благословение отойти. Отец Ираклий как всегда улыбнулся, кивнул и поправил свою небольшую седую бороду. Послушник со страхом посмотрел в лицо отца Василия. – Наверное… мне стоит пойти переодеться?
– Не надо. Старцы сказали привести тебя немедленно.
– Немедленно?! Хорошо, уже бегу. – Какой уж тут постриг, наверняка игумен скажет напутственное душеспасительное слово перед тем, как ему со скорбным выражением лица придется идти "паковать чемоданы". Подарят иконку на память и всё – прости, прощай!
Стелиос побежал в гостиную старого корпуса, где собрались старцы монастыря во главе с игуменом. У него уже зрел ропот на игумена, который вроде бы вчера и простил его…
…Послушник медленно поднимался по лестнице, ведущей в гостиную, его сердце трепетало, словно он уже стал древним стариком, которому трудна даже малейшая физическая нагрузка. Наконец, Стелиос вошел в древнюю гостиную, стены которой были расписаны византийскими фресками. Оглядел знакомую обстановку – в гостиной стояло несколько шкафов с чашками и святоотеческой литературой и по середине - большой стол, за которым сидели игумен монастыря и эконом. Больше в гостиной не было никого.
– Добрый день, Стелиос. – Игумен и эконом монастыря – грузный отец Г. выглядели серьёзно и намеренно недружелюбно и даже не предложили ему сесть. – Знаешь, зачем мы тебя вызвали?
– Догадываюсь, – послушник опустил глаза.
Игумен продолжил:
– Помнишь, как позавчера ты сделал доброе дело в Салониках, помог довезти человека с инсультом до больницы? Потом ты выказал к его судьбе большое участие, просидев с ним до утра. Так ты мне рассказывал?
– Да. Но это правда, геронта! Я понимаю, что солгал вам, когда просился отпустить меня в Салоники. Это было большой ошибкой, я не думал, что…
– Успокойся. Я знаю, что история с больным – чистая правда. Твои данные были записаны полицией, так, на всякий случай.
– Полицией? – Стелиос вытер пот со лба. – Ничего не понимаю.
В разговор вступил эконом.
– Этому человеку назвал твое имя и данные полицейский, а затем больной по справочнику легко нашел телефон нашего монастыря. И позвонил.
Игумен надел очки и достал тетрадь. Он что-то искал минуту.
– Ага, –вот. Клиника «Асклепиос» по оказанию неотложной помощи, так?
– Так. – Стелиос почесал затылок. – И зачем этот человек вам звонил?
Эконом как-то странно нахмурился, как будто говорил через силу. – Он хочет завещать тебе свою большую квартиру в центре Салоник и свой бизнес. У него небольшой магазин по продаже золотых изделий.
Стелиос сначала открыл рот от удивления, затем невольно улыбнулся. – Так, значит, он хочет меня отблагодарить?
– Да. Но ты зря улыбаешься, послушник. – Игумен нахмурился. – Теперь это не твоё искушение, а и наше тоже. Надо же что-то решать со всем этим.
– Простите…
– Бог простит. Ты понимаешь, что если ты хочешь остаться в монастыре, то должен завещать, точнее, подарить это имущество монастырю?
Стелиос даже ни секунды не думал, что ответить:
– Да, конечно.
– И это совсем не значит, что ты сделаешь монастырю какое-то благодеяние, из-за которого у тебя появляется особый статус. Ты останешься таким же послушником, который может не пройти искус и отправиться домой. Поскольку ты ещё не возненавидел мир священной ненавистью монаха, я хочу задать тебе вопрос: уверен ли ты, что не хочешь заняться бизнесом, который собирается завещать тебе этот человек?
– Да нет, какой там бизнес... – Стелиос смутился и почесал нос. – Но может быть, он ещё и одумается? Мне кажется, что это несерьёзно – отдавать всё, что имел, в руки незнакомца. Тем более, что он в тот день еле вспомнил, как его зовут. Да и вообще, у него наверняка есть родственники, жена, дети, наконец.
Эконом осторожно посмотрел на игумена и ответил.
– Да, есть родная племянница, которая с больным давно не общается и, по его же словам, только и ждет его смерти, чтобы завладеть имуществом. Но он не хочет ей ничего отдавать и никогда не хотел. Она даже в больницу к нему не приехала. А врачи говорят, что человек этот при смерти и долго не протянет. – Эконом обернулся к послушнику. – С такими вещами не шутят, Стелиос! Тем более, человек он серьёзный, основательный, давно ведет своё дело. К тому же верующий. Может быть, он передумает, а может, и нет. Скорее всего, нет. Не удивляйся, что я выяснил эти подробности: если ты остаёшься в монастыре, тогда именно мне как эконому нужно будет решать разные юридические вопросы. Монастырь мог бы продать имущество этого человека во славу Божью и использовать вырученные деньги на благоустройство метохи под Салониками. А то у нас просто одна квартира-конак в городе, неудобно перед гостями…
– Ну я-то не против.
– Есть, правда, одна проблема. Я уже звонил нашим юристам. Они не уверены, что племянница не сможет отсудить имущество. Завещание – вещь в данном случае ненадёжная. Все проблемы решит только дарственная. Поэтому…
– Подожди! – Игумен с небольшим раздражением остановил эконома. – Сперва нужно выяснить, хочет ли сам Стелиос оставить монастырю это имущество. Сегодня он говорит одно, а выйдет из гостиной, у него другие мысли появятся, того и гляди. Мы уже с этим столкнулись недавно.
Стелиос покраснел от стыда. Как он мог так легко попасться на уловку дьявола? Ещё и про бабушку при смерти выдумал. А тут вот реальный человек при смерти. Как мог без зазрения совести он обмануть своего духовного отца? И, конечно же, как можно сейчас верить его словам?
Игумен говорил эконому громко, как диктовал, чтобы послушник всё хорошо слышал.
– Ведь в случае чего оформлять дарственную мы будем не на него, а сразу на обитель. Но, предположим, Стелиос потом уйдет по какой-либо причине из монастыря и будет всю жизнь роптать на нас, что мы лишили его небольшого, но состояния. Что тогда? Будет ещё говорить, что его обокрали. Нет. Мы должны беречь свою репутацию.
Эконом нахмурился.
– Я не знаю, геронда. – Он указал на послушника пальцем. – Решать тебе, Стелиос. Никто тебя ни к чему не принуждает. Ты уже не мальчик и должен сам принять решение.
Мало того, – игумен закрыл тетрадь и снял очки. – Ты должен принять и ответственность за своё решение. Вот как. Тебе нужно время, чтобы подумать?
– Геронда! – Эконом с лёгким укором посмотрел на игумена. – Времени уже нет. Больной может умереть в любую секунду. Я понимаю, что всё это звучит некрасиво, но мы должны поторопиться.
– Хорошо, отцы… я приму… принял решение. – Стелиос приложил руку к сердцу.
– И что ты решил? – эконом достал из кармана рясы мобильный телефон.
– Я остаюсь в монастыре.
– Ты точно так решил? – переспросил игумен.
– Да.
Эконом стал набирать какой-то номер.
– То есть, имущество этого человека, в случае его согласия, отойдет к монастырю?
– Конечно.
– Не пожалеешь об этом потом? – игумен смотрел строго и серьёзно.
– Постараюсь не пожалеть… – Стелиос быстро поднял правую руку вверх, ту, которую прижимал к сердцу. – То есть нет, не пожалею.
– Хорошо. – Эконом позвонил в клинику и задал вопрос о здоровье пациента. Затем долго слушал, его лицо не выражало никаких эмоций. Он окончил вызов и кратко сказал:
– Помолитесь отцы. Человек, обещавший оставить нам завещание, два часа назад скончался. Конечно, никакого завещания он составить не успел. Звали его, кстати, Петрос.
Монахи перекрестились. Стелиос стоял недвижимо, не зная что и делать. Игумен махнул головой.
– Ну что ты стоишь? Иди на послушание.
– Да-да, благословите. – Стелиос поклонился монастырским старцам и пошел в сад. Взяв в руки старые садовые ножницы, послушник тяжело вздохнул и начал свою работу. Он не знал, что значило для него это искушение. Кто его проверял – Господь или монастырские старцы? Впрочем, для него как для послушника – это было равнозначно…
…На Благовещение Стелиос был пострижен в рясофор с именем Петр в честь святого Петра Афонского. Для послушника это было неожиданное и очень радостное событие. Мало того, это было одним из главных событий его жизни. Новорожденный инок возблагодарил Матерь Божью за то, что она помогла ему преодолеть постовое искушение и войти в число афонских иноков. Он занёс почившего раба Божьего тезоименитого ему Петроса в поминальный синодик – молитва о нем будет лучшим напоминанием о перенесённом искушении.
Теперь ему нужно быть ещё более внимательным и осторожным к своим мыслям. Ведь дьявол никогда не спит, и нет для него большей радости, как сбить инока с однажды выбранного пути. Да убережет от этого всю монашескую братию милостивый Господь.
Примечания:
* Стелиус послуша́лся на клиросе и помогал в саду - это по-русски так можно сказать. В греческих же обителях все монастырские работы называют служениями (диакони́а, служение по-гречески). А послушники зовутся греками как "пробователи" (докимос, тот, кто пробует пожить монахом) - Прим.Паломника
** Стелиос проводил уже третий Великий пост в монастыре, и посреди братии шли слухи, что в этот пост игумен пострижет его в рясофор - Современная греческая практика - не ждут положенные 3 года, а одевают в монашеское уже через несколько месяцев, после поступления в обитель. А уже через год-два жизни "докимусом" (послушником) могут и постричь в схиму (сразу в великую, малую у них принято "пропускать"). Но это все не касается иностранцев, когда негласная квота на не-греков в обители уже заполнена. Однако если видят, что данного человека - явно и скоро сам Бог призывает к монашеству, то преодолевают все запреты и берут в обитель - Прим.Паломника
Рассказ Стаса Сенькина«Искушение во время Великого поста (Постовое искушение)» из книги "Совершенный монастырь".
Русский Афон